Жизнеописаниепреподобного Иоанна При крещении его назвали Иоанном. В постриге он стал Игнатием и всю жизнь носил это имя, что означает огненный. Перед уходом из земной жизни первое имя вернулось к нему. В схиме он наречен Иоанном в память евангелиста и любимого ученика Господня Иоанна Богослова.
Родился Иван в 1875 году, 23 мая, в сибирском городе Тюмени, в семье довольно обеспеченных родителей – мещан. Но трудиться начал с юного возраста. В 18 лет он служит матросом на барже, сплавляет груз по Иртышу. Много соблазнов готовит мир для молодого человека, к тому же видного собой и умеющего заработать свой рубль, но ничто мирское не прельщает Ивана. В те времена много еще было на Руси боголюбивых людей. Русский человек любил ходить по святым местам, проводить посты и праздники в монастырях. Не обходили богомольцы вниманием и Кыртомскую пустынь, находившуюся в 120 верстах от Верхотурья, в густых лесах. Поклонившись Симеону Праведному, многие паломники старались посетить еще и Кыртомку, помолиться с монахами-отшельниками. Основателем пустыни был старец Адриан, монах смиренной жизни, проведший несколько лет на святей горе Афон и получивший там благословение вернуться в Россию, чтобы именно здесь посвятить Богу иноческие труды. В Кыртомскую пустынь и пришел 19-летний юноша Иван Кевролетин, решивший попробовать себя в монашеской жизни. Послушание нес на выделке кожи; это была черная, грубая работа – не для белоручек и мечтателей. Немалое терпение требовалось и в быту, который также был суров. До 12 часов дня вкушать не полагалось, трапеза была самая простая, хлеб подавался только ржаной, чай самый дешевый – кирпичный; сахар не выдавался. Службы совершались строго по церковному уставу, чтение и пение были чинными, неспешными. Иван Кевролетин провел здесь шесть лет. В это время почил о Господе смиренный старец Адриан, горячо оплаканный братией, которая и смертному часу могла у него поучиться. Сей монах, как жил, так и умер подвижнически: при безмерной слабости телесной духом был бодр и принимал посетителей даже в последний свой день; шутил и был весел до самой минуты, как попросил читать канон на исход души. Очень похожим будет смертный час и у одного из его послушников – Ивана Кевролетина.
Пока жив был старец Адриан, у Ивана не было нужды искать духовного руководителя, сейчас же сердце его не могло не устремиться в Верхотурье, где уже несколько лет подвизались иноки, приехавшие с Валаама, монахи-аскеты, изучившие по книгам и опытно проходившие учение святых отцов о духовной жизни. Это учение святитель Игнатий Брянчанинов называет высочайшей из наук, наукой, принесенной Господом с неба. И теперь опыт, копившийся на Валааме в течение долгих веков, они передавали Верхотурской братии – опыт внутреннего трезвения, очищения сердца, молитвенного подвига. Особенно замечательными, духовно авторитетными были схимонах Илия и игумен Арефа. Мощи их ныне почивают под сенью храма в мужском Свято-Николаевском монастыре и служат благоговейным утешением монахам и богомольцам.
Настоятелем монастыря стал в 1901 году игумен Арефа. До своего настоятельства отец Арефа бывал в Кыртомском монастыре как благочинный, давал советы и назидания к духовной жизни, ввел неукоснительное ежедневное чтение братией святоотеческой литературы. Перейдя на послушание в Верхотурский монастырь, Иван мог уже вблизи руководствоваться советами и примером строгой жизни отца Арефы. Знаменитый старец Илия уже почил, но насельники, как и прежде, передавали из уст в уста его наставления о непрестанном трезвении.
К сожалению, недолго пожил на уральской земле – месте своих последних подвигов и архимандрит Арефа. Только один год пробыл в монастыре под его руководством Иван Кевролетин. Но ведь и малое зерно, брошенное в добрую землю, вырастает в большое дерево. Внимательный ученик берет от учения столько, сколько вмещает сердце.
Время шло. Иван нес послушание в малярной мастерской, плотничал, стоял у мощей праведного Симеона. Богомольцы приходили сюда тысячами, просили, плакали, благодарили. Здесь, у святыни, редкая душа не отзовется на благодать умилением, покаянием, верой.
В 1905 году был заложен огромный Крестовоздвиженский собор. Братья с горячим усердием рыли канавы для фундамента. Новый настоятель игумен Ксенофонт оказывал неусыпное попечение скорейшему строительству храма. Возводилось, по выражению епископа Никанора, «хранилище драгоценного сокровища обители – честных мощей праведного Симеона». Один из старцев-монахов, будто юродствуя, спрашивал отца Ксенофонта: «Для кого строишь?!» - намекая на грядущие времена запустения. Да, вещественный храм может быть разрушен; этому много скорбных примеров. Но всякий монах, всякий человек, поистине востязующий спасение, день и ночь полагает труды на строительство еще одного, нетленного храма – собственной души.
В 1907 году, когда стены собора были возведены под купол, послушник Иоанн получил долгожданный постриг. Это произошло 20 декабря, в день памяти святого Игнатия Богоносца. Его именем и нарекли новопостриженного.
В Верхотурском монастыре была богатая библиотека, поэтому с уверенностью можно предположить, что молодой монах нашел в книгах письмо Игнатия-Богоносца, адресованное одному духовному лицу, и с волнением прочитал его, как прямое обращение к себе. «Умоляю тебя благодатью, которою облечен ты, - ускоряй свое течение и умоляй всех, чтобы спасались. Блюди место твое со всяким тщанием – плотским и духовным. Старайся о единении, лучше которого нет ничего. Снисходи ко всем, как и к тебе Господь. Ко всем имей терпение в любви, как ты и поступаешь. Пребывай в постоянных молитвах. Бодрствуй, стяжав неусыпный дух. Говори с каждым, как поможет Бог. Носи немощи всех, как совершенный подвижник. Где больше труда, там больше приобретения. Стой твердо, как наковальня, по которой бьют».
Написанные 19 столетий назад, во времена первых гонений на христиан, слова эти могли и сейчас служить напутствием старшего брата младшему.
В 1909 году отец Игнатий становится иеродиаконом. Рукоположение его во священники произошло в 1913-ом, в день торжественного освящения нового собора. В сентябрьские дни, когда празднуется память святого праведного Симеона Верхотурского, много-много богомольцев и почетных гостей приехало и пришло пешком в Верхотурье. Какой радостью и благоговением светились лица всех, кто взирал на красоту нового собора! Чин освящения производил преосвященный Митрофан. Волнующим было шествие по храму епископа с кадилом, иереев со святой водой для окропления и миром для помазания стен. С крестным ходом вносятся частицы святых мощей для новоосвящаемого престола… . И вот епископ коленопреклоненно читает заключительную молитву на освящение храма: « …и обнови в сердцах наших Дух правый ». Начинается Литургия. Служителей в алтаре так много, что они стоят в два ряда с той и другой стороны престола. За малым входом был возведен в сан архимандрита игумен Ксенофонт. А после Херувимской, когда Святые Дары были впервые возложены на престол, настали минуты сугубой Отчей любви для отца Игнатия. В знак покорности и рабства он преклонил колена, а правящий архиерей чрез возложение рук преподал ему священную власть приношения Бескровной Жертвы, примирения кающихся с Богом и совершения прочих таинств. С трепетом принял отец Игнатий из рук архиерея Святой Хлеб и, преклонив колена, молился за всех служащих и мирских людей и всем испрашивал спасения … А время уже готовило опустошение и благолепному собору, и святой обители. Большевистские искры долетели и до Урала, тлели в слабых и маловерных сердцах, раздувались в пожар злобы. В темные времена еще больше нужны церкви православной твердые в слове и в деле пастыри. Чтобы устоять в добре, чтоб уклониться от зла, растерянному человеку необходим пример, необходимо ободряющее слово, сверенное со Христовым учением.
Когда Верхотурский монастырь закрыли, отец Игнатий продолжает священническое служение на приходах. Служил в деревне Сербишино, в городе Каслях, на ВИЗе, на хуторе Исток, в селах Дымково, Долматово, Кислово, городах Ирбите и Карабаше, на Турьинском руднике. Встречи, беседы с этим молодым благодатным священником становились отрадой для многих. Он помогал людям не впасть в тоску, в безверие, с терпением нести свой крест. Люди тянулись к нему всем сердцем, горевали, когда умение пошутить и принять шутку скрывали глубокую духовную жизнь, скрывали боль за происходящее. Чувствовалась в этих шутках готовность взять на себя чужие тревоги, и большая вера. Вера в то, что Господь не оставляет нас в скорбях.
Советская власть строила стадионы, утверждая культ тела и небытие души. А чтобы помех атеистической пропаганде было все меньше, тюрьмы заполняли арестованными. В узилищах оказались многие священнослужители и монашествующие. Благодаря своей находчивости, смелости и дружбе со многими и многими преданными ему людьми, отец Игнатий до поры до времени избегал арестов. Был случай, когда ему пришлось просидеть в подполе несколько часов. Чекисты в это время допрашивали молодую смелую девушку Галину Засыпкину. Близкое присутствие батюшки и тревога за него придали ей отваги и красноречия. Она бойко отвечала на все вопросы, сказала, что не боится тюрьмы, и ей же отец Игнатий передал на сохранение Святые Дары, чтобы, в случае его ареста, не допустить поругания святыни.
В 1925 году отец Игнатий был арестован и пробыл в Нижнетагильской тюрьме 5 месяцев. Его духовная дочь Евлампия Патрушева (монахиня Евсевия) приехала туда, добилась передачи. Батюшка в ответ присылает записку, просит принести папиросы. В недоумении и жалости – вот, мол, как тяжело батюшке, что он даже закурил, она выполняет просьбу. И только когда отец Игнатий освободился, загадка разъяснилась. Папиросы нужны были для уголовников, с которыми он находился в камере. Отец Игнатий и к этим отчаянным душам подобрал ключики. Уголовники привязались у нему, по-своему заботились о нем, не позволяли издеваться, а главное – они впервые увидели близко человека, живущего по-евангельски, пребывание рядом с ним было для них уроком добра.
Из тюрьмы выпустили ночью. Отец Игнатий пришел к знакомым монахиням, стучит, но себя не называет. Они, конечно, не открывают незнакомому. Тогда он говорит жалобным голосом: « Теща меня на улицу выгнала, и здесь не пускают». Тут они поняли, кто это, так как тешей называл тюрьму отец Игнатий, и с радостью впустили его.
Можно только догадываться, каких молитвенных трудов стоила эта бодрость духа, это неиссякаемое тепло.
В 1932 году на Урале чекисты развернули большое дело по «чистке от вредного элемента». 29 марта 1932 года был арестован по обвинению во враждебной деятельности и отец Игнатий. На допросах он вел себя простецом, но так, чтобы хитрость его не была заметна. Он разговаривал с ними, как с неразумными, они же неразумным считали его. На вопрос следователя, состоял ли он в контрреволюционной организации, отец Игнатий ответил: «… состоял членом монашеской организации, которая после закрытия Верхотурского монастыря продолжала существовать непосредственно под руководством архимандрита Ксенофонта Медведева…Признаю, что действительно, как монашествующий, по своим взглядам и убеждениям был противником, диаметрально противоположным установкам и мероприятиям советской власти, что иначе не могло быть. Если разделять полностью взгляды советской власти, значит, нужно перестать быть монахом; был и являюсь врагом последней, но контрреволюционной работы не проводил …»
На другом допросе высказался еще определеннее: « На поставленный мне вопрос, хочу ли я раскаиваться перед советской властью, показываю, что я раскаиваться перед советской властью не хочу и не буду. Больше показать ничего не могу».
Обвинительное заключение поспело быстро, через три месяца после ареста: « Иеромонах Кевролетин Иван Афанасьевич, 1875 г.р., холостой самоучка, два раза арестовывался ГПУ, обвиняется в том, что, будучи враждебно настроен к существующему строю, состоял членом контрреволюционной организации…»
Отец Игнатий вместе с другими священнослужителями и монашествующими, был приговорен к ссылке в Нарымский край, сроком на три года. Группа в 40 человек была отправлена этапом – то есть пешком под конвоем. Шли осенью, потом поздней осенью, потом зимой. Все были крайне истощены и изморожены. Один осужденный умер в дороге, не дошел до места назначения. У отца Игнатия оказались отморожены многие внутренние органы, и до конца жизни он страдал тяжелыми недугами. Верное чадо – Евлампия Матвеевна поехала в Нарым и ухаживала за больным. Она привезла мед со своей пасеки, и это лекарство очень помогло. От цинги и множества воспалительных процессов распух язык и покрылся толстым слоем белого налета, так что говорить отец Игнатий не мог. Евлампия мазала язык медом и счищала налет ложечкой.
Из ссылки ехал опять в одном вагоне с уголовниками. Чтобы не привлекать к себе лишнего внимания, отец Игнатий участвовал в их разговорах, размахивал руками, как они, даже брал цигарку и тоже махал ею, и так доехал благополучно. Но силы были на исходе. Он добрался до квартиры знакомых людей на улице Декабристов, переступил порог и упал, обессиленный. Сообщили верному чаду – Евлампии, и она увезла его в деревню, на пасеку.
После ссылки ему не разрешалось жить в большом городе, а в Верхотурье было можно. Сколько же печальных изменений произошло в этом святом месте с тех пор, когда молодой иеромонах начинал здесь свое служение. Целое поколение выросло с той поры. Верхотурские жители с удивлением стали встречать на улицах человека с палочкой и с какой-то необычайной внешностью и поведением. Лицо у человека было интеллигентное, доброе, взгляд острый, а одежда и поступки смешные. Некоторое время он пас коз и был любимцем мальчишек. Лежит на траве, рассказывает что-то, а они его слушают. Видели однажды, как он уговаривал кошку отдать ему кусочек хлеба и уговорил. Одевался подчас в женское, так что его и знакомые не сразу узнавали. Так и казался посторонним то ли чудаком, то ли полубезумным, и это давало отцу Игнатию возможность продолжать пастырское служение. Жил он на окраине, в меленьком домике, похожем скорее на землянку – сыром и холодном. Но здесь находили духовное тепло многочисленные чада, приезжавшие отовсюду. Окраинные дома всегда привлекают внимание уголовного элемента. Беспокоили и отца Игнатия местные хулиганы, становились все наглее. Раб Божий Михаил – зубной врач, имевший тайный постриг, привез денег на покупку нового дома, и отец Игнатий стал жить недалеко от монастыря, откуда виден любимый Крестовоздвиженский собор. При нем келейницами были матушка Евгения (схимонахиня Евдокия) и матушка Надежда (монахиня Симеония). Этот небольшой домик стал для многих духовным убежищем. Ездил и отец Игнатий, пока позволяло здоровье, по городам, селам, тайно встречался с верующими, крестил детей, пас свое духовное стадо. Люди тянулись за ним, шли на его голос, пересказывали друг другу его слова. Часто он говорил назидания приточно, часто обличал в форме шутки, видел то, что скрыто для других.
Много лет минуло с тех пор, но и сегодня чада его переживают слова его так, будто слышали их вчера, благодарно вспоминают его любовь, его терпение. Когда слушаешь рассказы о нем, возникает чувство, будто ты сам его видел, радовался и робел, когда ехал к нему, грустил, когда надо было уезжать. Слава Богу, некоторые рассказы удалось собрать, чтобы они донесли до читателя духовный и человеческий облик отца Игнатия.
Мария Ивановна:
Я жила в Верхотурье, работала в швейной мастерской, а к отцу Игнатию ходила благословляться. На работе долго не ладилось, машина ломалась, ничего не получалось. Отец Игнатий надо мной посмеивался: « Ну вот, шила да порола, шила да порола». Но однажды посоветовал: «Ты ведь праведному Симеону молишься? А он-то ведь был портной. Вот и проси, чтобы он тебе помог. Своими словами проси». Я стала молиться и просить Симеона о помощи. И стало лучше получаться на работе, сложные заказы стали давать, лучше тех получалось, кто раньше меня начал работать. Но огорчений всегда много. Бывало, бегу с работы, в уме свои заботы перебираю: вот это скажу, вот это расскажу батюшке, и пока бегу, на душе посветлеет, прихожу: « Благословите, батюшка! Сейчас столько хотела Вам рассказать, да как-то это все забылось». А он: «А ты рассказала, я слышал – вот про это и про это». И правда, я об этом думала, когда к нему шла.
Он у нас терпение воспитывал. Как-то велел мне поленницу складывать. Я складывала, складывала – вот готова поленница, а он подошел, палочкой толкнул, она рассыпалась. Мне обидно, а батюшка меня же и ругает: « Вот какая бестолочь, поленницу сложить не умеешь. Положи-ка палку – видишь, неровно!» Я ровняю, ровняю, он опять: « Ты видишь – там дыра, там дыра». Я обиделась, ушла. Потом вернулась: «Батюшка, простите, благословите!» Он, радостный, сияющий, благословил меня, и я как на крыльях весь день. Это так вырабатывал терпение. Начнет ругать: «Ах, ты такая сякая, давно бы выгнал тебя, чтобы ты к нам не приходила, да ради твоего только языка держу тебя».
А что значит «ради языка»?
А что я молчу и ничего не говорю. Что бы ни было, молчишь, и все.
Однажды оделся странником, пришел к одним матушкам, стучит, просит милостыню, они говорят: «Нет ничего», а он все стучит, стучит по железке. Они говорят: «Какой нищий! Надо посмотреть, не утащит ли чего!» Подошли поближе и узнали – это же отец Игнатий. «Батюшка, заходите!» Он: «А! Узнали, так заходи! Да не пойду я!»
Раз я прихожу и рассказываю, что сейчас чуть в лужу не упала (от слабости). Батюшка говорит: «Ну вот, здоровье потеряешь, что будет?» Я приходила иногда утром, молитвы прочитаю, благословлюсь и на работу бегу. А шел Великий пост и был какой-то праздник – или Благовещение, или уже последняя неделя – в общем, я не собиралась завтракать. Молитвы прочитала и хотела уходить. Тут была матушка Евгения (схимонахиня Евдокия) – тоже строгая такая, она всю обедницу вычитывала, а батюшка вставал на костылях, чай заварил и наливает – налил мне полстакана чая. А я говорю: «Батюшка, а я не буду сегодня чай пить, такой праздник …»
Мать Евгения тоже говорит: «Рано пить, праздник большой!» А он говорит: «Ты молишься – молись». А мне: «Ты не должна выходить на улицу, пока полстакана чая не выпьешь и маленький кусочек не съешь. Чтоб печень не работала воздухом. Больные-то от воздуха все. Здоровье потеряешь – уже не вернешь. Это никакая не еда, а вместо лекарства». А у меня, действительно, давление низкое было.
Еще ухаживала за ним матушка Надежда – племянница последней игуменьи Ново-Тихвинского монастыря.
Много народу к нему приходило и приезжало. Войдут, упадут на колени, спрашивают о своем. Жалко было батюшку - он больной, не встает, ему уход нужен, а он подолгу принимает людей.
Некоторых посылал к отцу Константину в Екатеринбург. Меня как то раз послал и предупредил: «Только ты на станцию иди пешком, если в автобус сядешь – опоздаешь». До станции шесть километров, но я молоденькая была, добежала. Пришла, взяла билет, вошла в вагон, смотрю, а автобус только подъезжает. Поезд тронулся, и все, кто ехал в автобусе, опоздали на поезд. Отец Константин болел, никого почти не принимал, а меня сам встретил, стал чаем угощать: «Пей, никто тебя сегодня не напоит». Так и получилось. А к отцу Игнатию вернулась, он смеется: «Не знаю, как это он тебя принял? Никого не принимает, а тебя принял». Они знали друг друга по духу.
В 57-ом году благословили меня в Почаев ехать. Благословили отец Игнатий и отец Константин. Я боялась: как буду в дороге компостировать билет. Люди неделями сидели на вокзалах. А у нас все хорошо. С поезда на поезд, с поезда на поезд. Как птички.
Как-то я, не благословившись, поехала по бруснику. На место приехали, переночевали, утром встали – мороз. Ягоды собирать нельзя. Простыла. Кое-как приехала домой. Пришла к отцу Игнатию, рассказываю, а он говорит: «А что ты мне рассказываешь? Я ведь не благословлял. Ничего не знаю, никаких твоих дел. Иди вон матери Евгении рассказывай». Я плачу: «Батюшка, простите». Мать Евгения говорит: «Уж простите ее». Тогда он простил, благословил.
В другой раз тоже по дерзости пошла по ягоды без благословения и чуть не утонула. А потом уже не стала ослушиваться. Он ведь все прекрасно видел, все знал. Однажды он подарил мне чужую фотографию. Две незнакомые женщины у какой-то могилки. Я удивилась, говорю: «Зачем, батюшка, мне»? «Возьми, возьми». И на следующий раз я приехала уже к его могиле.
Протоиерей Василий Семенов:
У меня в памяти отец Игнатий остался человеком находчивым, неунывающим, несколько комичным. Он слегка юродствовал, искал повода, чтоб его осудили, посмеялись над ним. Однажды пришел в Ивановскую церковь на Пасху, в середине службы, заходит и говорит: « Проспал я службу, только что пришел ». Удивились, конечно, посмеялись. Дома у себя тоже чудил: в женский халат оденется, на голове скуфейка, как у звездочета, набок одета, по сторонам два пучка волос торчат, шея голая – это он вышел умываться. Келейницам его большое терпение требовалось его причуды выносить. Они только начнут что-нибудь варить, он выйдет на кухню, кастрюли перевернет, или водой зальет, а потом быстро к себе в келейку, в одеяло завернется и лежит тихонько. Любил своих чад называть «страшилищами». В крохотной своей келье службы совершал. Про кровать свою говорил, что кто на нее ляжет, тот получит исцеление. И я, действительно, это на себе испытывал. Восстанавливал таким образом свои душевные и физические силы.
В Свердловск приезжал в грубом брезенте с капюшоном, под мышками костыли. Останавливался у отца Константина. У них была духовная дружба. Обоих почитали как старцев, считали необходимым на всякое дело благословиться. Они к друг другу посылали. Отец Константин говорил: «Поезжай к Игнашке, у него спроси».
Эпизоды, сохранившиеся в памяти жителей Верхотурья:
Один раз дали отцу Игнатию в мороз валенки. Он их стал надевать и говорит: «А что, в чужих-то тепло». Женщина смутилась: «Простите, батюшка, и в правду, чужие».
Приехал в село, пришел в избу знакомых. Хозяйка стала его кормить: подала хлеб и похлебку, а пироги утаила. Он ест и приговаривает: «Сами-то пироги едят, а меня похлебкой кормят»
Монахиня Георгия (Ярутина):
Отец Игнатий служил у нас в Кислово. Мы были молодые, везде успеть хочется. Галина Засыпкина самая бойкая была. В воскресенье вечером придем к нему на беседу, он Галину спрашивает:
- Галя, ты на службе была сегодня?
- Была, батюшка.
- А в клуб заходила?
- Заходила.
- И потанцевать успела?
- Успела.
- А на беседу тоже успела?
- Тоже успела.
(показывал, какая она шустрая)
После тюрьмы пришел в Златогорово к монахине Параскеве. Рубаха нараспашку, одет странно, объясняется знаками, будто немой. Она не узнала его, но не прогнала, сбегала за Нюрой. Долго так испытывал их, пока наконец не узнали его.
Бывало, попросит напечь яиц, в карманы набьет, а потом угощает кошек, собак.
Помню, я пожаловалась, что неграмотная. «Ну, и что? Иисусову молитву знаешь? Вот и читай ее!»
Александра Петровна Першина:
Отца Игнатия я знала с 1950 года. У меня была знакомая, Анастасия Засыпкина. Она пригласила меня в Верхотурье, и мы поехали. Жил он тогда в бедном домике-землянке на берегу Туры. Мы вошли во дворик, потом в избу. Матушка Евгения с нами поздоровалась и сразу дала послушание: «Вы, сестрички, давайте-ка, соберите половики, вытрясите, вымойте полы, тогда уж будете гостить». Мы, конечно, послушались. Собрали половики, вышли во двор. Трясем, а отец Игнатий вышел на крылечко, сел на табуретку, посмотрел на нас и говорит: «Регентша, а половики трясти не умеет». Я бы, конечно, не догадалась, что это ко мне относится, но Анастасия говорит: «Слушай, слушай, это он тебе сказал».
- А Вы тогда еще не были регентом?
- Конечно, нет! Мне было 23 года, я тогда только что приехала из
деревни, на клирос только начала ходить.
Мне довелось быть на похоронах. Когда стали бросать землю в могилу, меня кто-то неосторожно ударил по голове камнем, кровь выступила, меня даже срочно отправили домой. Но рана на удивление быстро зажила и не болела.
Монахиня Валентина (Сергеева):
Я была совсем молоденькая, жила в Нижней Туре, работала в яслях. У нас была заведующая очень верующая, мы с ней в Кушву ездили в церковь, и там нам рассказали об отце Игнатии, что есть такой старец в Верхотурье. Я стала к нему ездить, потом по его благословению пошла искать работу в Верхотурье, и меня приняли в больницу. Отец Игнатий уже ходил с костылями. Келейницами у него были м. Евгения, она же уставщица и м. Надежда, она стряпала. И еще ходила к ним м. Пелагия, помогала по хозяйству. Приходила еще ухаживать за батюшкой Нина (в монашестве Нонна, кажется), они вечерами службу правили у себя в домике, Нина ему раны промывала на ногах, у него были незаживающие раны. Потом он уже не смог ходить. У него над кроватью на потолке крюк был вбит, на нем полотенце висело, батюшка подтягивался за него и садился. Народу к нему много ходило, он всех принимал. Приезжала Мария Андреевна, она раньше была в Ново-Тихвинском монастыре. Потом у нее был домик в Почаеве, она знала отца Кукшу. Она жила то в Почаеве, то в Свердловске, видимо, ходила там к отцу Константину. Приезжает к отцу Игнатию, он ее встречает такими словами: «От двух старцев убежала, не знаю, убежишь ли от третьего». Отца Игнатия она почитала, и Бог сподобил ее умереть в Верхотурье. Мне он предсказал, что буду монахиней. Помню, мать Евгения попросила, чтобы он благословил меня апостольником, а он сказал: «Рано еще, успеет стать монахиней, но позже». Старые верующие говорили, что он как скажет, так и будет.
Когда он уже лежал, незадолго да смерти, я ему ставила уколы – камфару два раза в день. В последний день – это было на Нину Равноапостольную, 27 января, я вижу, что он совсем слабый, спрашиваю: «Батюшка, ставить укол?» «Ставь, ставь». Пришел молодой священник отец Николай причастить его. Потом глаза уже помутнели. К нему стали подходить. «Вы меня узнаете, батюшка?» Он всех узнал, да еще каждую палкой легонько постукал.
Очень много чад у него было, много приехало на похороны.
Монахиня Пелагия (Суворова):
Когда я только начинала к отцу Игнатию ходить, первый или второй раз пришла, мне мать Параскева говорит: «Исповедайся у батюшки». А я думаю: «Как я буду исповедываться, у меня ведь денег нет». А он как услышал! Говорит: « Она придет исповедываться, когда накопит денег рублей пятьсот». А когда я домой собралась, он вдруг спрашивает: «Пелагия, за тебя как молиться – за здравие, или за упокой?»
- Как, батюшка? Я ведь живая.
- Это ты только думаешь, что живая, на самом – то деле ты мертвая.
Батюшка учил нас внимательной молитве. Объяснял, что когда акафист читают, нужно стоять и внимательно слушать. А если будешь часто креститься и кланяться, такого внимания не будет. К службе церковной он очень строго относился, и нас учил. Однажды мы во время службы собрались огород копать, пришли благословиться, а он: «А на службу кто пойдет?»
Когда он уже болел сильно, я сижу в уголочке, плачу и прошу Царицу Небесную, чтобы взяла нашего батюшку к Себе. А он говорит: «Смотрите, она молится, чтобы я умер». О смерти своей он говорил так: «Я не умру, я перейду». Любил шутить. Женщины пришли, спрашивают: «Тяжело лежать, батюшка?» Он говорит: «Так не буду лежать, меня дрова колоть заставят».
В день смерти вокруг него народу много собралось, спрашивают: «Батюшка, читать канон на исход души?»
- Рано еще.
Через некоторое время я начала читать, он говорит: «Не так надо
читать». И сам прочитал полторы страницы, а потом уже сил не было у него.
Предсказания его сбылись. Асенефа однажды заболела и спрашивает: «Я умру, батюшка?» Он отвечает: «Мне твоей кутьи не есть!» (Намекая, что сам раньше умрет.) Были еще у нас Тавифа и Девора. Девора теряла зрение, слепла. Спрашивает отца Игнатия: «Когда ослепну, кто меня будет водить, Тавифа?»
- Нет. Тавифа вот …(и показал, сложив руки на груди, что Тавифа умрет)
Римма Александровна Бабушкина:
Моя приемная бабушка Евлампия Матвеевна Патрушева была в юные годы в Ново-Тихвинском монастыре, а потом взяла на воспитание трех сирот и жила в миру. Еще в молодости она стала духовным чадом отца Игнатия. Его знал и уважал еще мой прадед. Сохранилась фотография, подписанная отцом Игнатием: «Боголюбивому Петру Степановичу с семьею». Когда у Евлампии Матвеевны умерла мама, отец Игнатий прислал открытку со словами утешения, потом посетил могилу и описал свои размышления, пришедшие на ней.
Я была ребенком, но мои впечатления об отце Игнатии сохранились очень яркими. Такой это был человек, необыкновенная личность. Он появлялся с палочкой, или на костылях, одежда и та была на нем непривычная. Я смотрела настороженно, он взрослые говорили: «Благословись у батюшки!», и я подходила. Смотрела в его чистые серо-голубые глаза. На нем всегда был священнический крест, он не расставался с четками. Носил он большую блузку со множеством карманов и карманчиков – накладных и скрытых. Там лежали молитвослов, священнические атрибуты и еще много всяких сокровищ, как мне казалось. Из этих карманов он всегда извлекал подарки. Любил радовать детей. Мне он подарил ножичек складной, будто серебряный, сестренке – зеркальце. А сколько он сделал полезного для нашего дома своими руками! В манерах его чувствовалось что-то благородное, непростое, и в то же время руки его могли сделать любую работу. Долго хранились у нас каток и валек его работы (сейчас в музее), и по сей день цела лопата, сделанная им. Он был сибиряк, крепкий, выносливый.
Часто от него приходили посланцы, приносили гостинцы – мешочек с кедровыми орехами. Мне прислал чучело белки. Его любовь согревала нашу жизнь, как-то освящала ее. Бабушка была лишенкой, то есть лишенной гражданских прав, маму мою (ее приемную дочь) звали «Нюра монашкина». Молитвы отца Игнатия были нашей защитой.
Помню и поездки к нему в Верхотурье. Маленький домик, сад, берег Туры. Батюшка выходил, садился на скамеечку, разговаривал. Еще был флигелечек, а в нем – множество прекрасных книг в бархате, видимо, из монастырской библиотеки. Хозяйничала там матушка Евгения – мне нравилось ее необычное, нежное-нежное лицо. Духовные чада его тоже были немножко особенными, это чувствовалось. Евлампия Матвеевна мужественно несла свой крест, многому у нее учились люди. Отца Игнатия она навещала в тюрьмах, в Нарым к нему ездила, выхаживала после ссылки.
Сейчас мне жаль, что тогда, в детстве моем, не могла оказать отцу Игнатию должной любви. Теперь по утрам я подхожу к его портрету, который так и висит в доме с давних пор, и прошу благословения.
Отец Игнатий почил о Господе 27 января 1961 года в окружении своих духовных чад. Незадолго до кончины он принял схиму с именем Иоанн.
Похоронили его возле Успенской церкви недалеко от могилы Косьмы Юродивого.
В 1993 году могила перенесена в мужской Свято-Николаевский монастырь.
В 2001 году иеросхимонах Иоанн (Кевролетин) был причислен к сонму новомученников и исповедников Российских, прославленных Архиерейским Собором 2000 года. 27 января 2002 года Архиепископом Викентием Екатеринбургским и Верхотурским совершил первое богослужение в честь новопрославленного святого.
Преподобне отче наш Иоанне, моли Бога о нас!
|
|
|
