Красота церкви (продолжение)

<<< Начало

Оптина пустынь привлекала представителей русской интеллигенции. На этот слой общества также большое влияние оказывали такие иерархи, как святители Филарет Московский (1782-1867), Игнатий Брянчанинов (1807-1867) и Феофан Затворник (1815-1894), которые оставили богатое литературное духовное наследие.

Некоторые священнослужители просвещали совершенно дикие племена и народы. Например, святитель Иннокентий Московский (1797-1879), будучи еще простым священником, имея жену и маленьких детей, отправился на Алеутские острова, поселился в землянке и стал просвещать светом веры местных жителей. Затем он трудился на Камчатке, в Приамурье и Якутии. Везде святитель изучал местный язык и наречия. Он создал церковноалеутский, а затем и церковноякутский языки, перевел на них Евангелие и некоторые книги. Вокруг него местные жители собирались целыми селениями. Помимо духовных истин, русский апостол обучал туземцев изготовлению кирпичей, плотницкому, столярному и слесарному ремеслам. Он организовал преподавание общеобразовательных дисциплин. Благодаря святителю Иннокентию, целые народы духовно и культурно возвысились.

А святой Николай (Касаткин; 1837-1912) в возрасте двадцати трех лет был направлен в Японию — страну, где за принятие христианства полагалась по закону смертная казнь. Святитель Николай столкнулся с неимоверными трудностями, отчего за восемь лет его деятельности ко Христу обратилось всего двадцать человек. Среди обращенных был самурай Савабе, будущий православный священник отец Павел, а сначала уважаемый и богатый жрец древнейшей в городе синтоистской кумирни. Он пришел к святителю Николаю, чтобы высказать Свое презрение и ненависть к христианству. Но в процессе беседы Савабе стал серьезней и вдумчивей, перед ним приоткрылся удивительный и неповторимый мир веры во Христа. Савабе приходил для бесед вновь и вновь, привел с собой друга, наконец, они стали христианами.

Через двенадцать лет проповеди святителя и без того небольшую горстку христиан подвергли гонениям: одних посадили, других вызывали на допросы. Но это чудесно закончилось отменой запретов против христианства. И через 26 лет деятельности святителя Николая христиан в Японии стало 12 000. Во время русско-японской войны святитель помогал русским военнопленным, но не выступал и против Японии. Его мудрость была такова, что от Церкви никто из японцев не отпал, напротив, многие продолжали креститься.

Это только некоторые из числа многих примеров самоотверженности, мудрости и доброй деятельности Христовых служителей.

Благодаря служению священства Евангелие распространилось на земле, людям открылся доступ к богослужению и Таинствам, бесчисленные массы людей обрели спасение. Много замечательных священнослужителей имеется и в наши дни, о них будут писать впоследствии, чтобы их жизнь стала примером для других. Возможно, и кто-то из вас, читающих эти строки, станет пастырем Церкви Христовой и приведет к Богу много и много людей.

Но если столь высоко служение священства, то почему некоторые представители духовенства, несмотря на благодать, имеют недостатки?

 Авва Марк Египетский прожил тридцать лет в молитвенном делании, не выходя из кельи. К нему обыкновенно приходил пресвитер и приносил ему Святое Причащение. Дьявол, видя столь крепкое терпение Марка, злоумыслил искусить его осуждением. Он внушил одному бесноватому идти к старцу будто бы для молитвы. Одержимый духом, не говоря еще ни слова, закричал старцу: «Пресвитер твой имеет гнусные грехи не позволяй ему более входить к тебе». Боговдохновенный муж сказал ему: «Сын! Все выбрасывают нечистоту вон, а ты принес ее ко мне. В Писании сказано: "Не судите, да не судимы будете" (Мф. 7: 1) Впрочем, если пресвитер и грешник, Господь спасет его, ибо сказано: "...Молитеся друг за друга яко да изцелеете" (Иак. 5: 16)». После этих слов: старец, сотворив молитву, изгнал из человек» беса и отпустил его здоровым. Когда, по обыкновению, пришел пресвитер, старец принял его с радостью. И Бог, видя незлобие старца, явил ему чудо. «Когда пресвитер приступил к Святой Трапезе, я увидел, — рассказывал сам старец. — что ангел Господень сошел с Неба и положил руку свою на пресвитера, и пресвитер сделался как бы огненным столпом. Когда же я с изумлением смотрел на это видение, услышал глас говоривший мне: «Человек! Что ты удивляешься сему? Если и земной царь не позволяет вельможам своим предстать пред себя нечистым, а требует от них великолепия, тем паче Божественная сила. Неужели она не очистит служителей Святых Таин, предстоящих пред Небесной Славой?» Таким образом, мужественный подвижник Христов Марк Египетский, сделавшись великим, удостоился этого дара за то, что не осудил пресвитера.

 Церковь ведет войну с адом, и в этом невидимом бою священники находятся на передовой. Совершая победы, они иногда получают и раны. Ведь невидимый враг более всего старается поражать предстоятелей — и у священников бывают недостатки. Но станете ли вы осуждать солдат, которые стоят под пулями в первом ряду, хотя бы некоторые из них были слабы и плохо обучены? Ради того что они закрывают собой других и принимают первый удар на себя, они достойны благодарности.

Кстати, по поводу реального присутствия священников под пулями есть смысл привести примеры из воспоминаний протопресвитера Русской армии и флота Георгия Шавельского. Эти случаи произошли во время Первой мировой войны. «Протоиерей 7-го Финляндского стрелкового полка Сергей Михайлович Соколовский, прозванный французами за свою храбрость «легендарным священником», дважды раненный, во второй раз с потерей кисти правой руки, совершил такой подвиг: 7-му Финляндскому полку на австрийском фронте нужно было разрушить неприятельское проволочное заграждение. Было сделано несколько попыток, с большими потерями, но успеха не было. Охотников не находилось на новые попытки. Тогда вызвался отец Сергий.

—      Ваше ли это дело, батюшка? — ответил ему командир полка.

—      Оставим, господин полковник, этот вопрос, — возразил отец Сергий. — Полк должен уничтожить заграждения... Почему же я не могу сделать это? Это же не убийство.

Командир полка дал разрешение. Отец Сергий отправился в одну из рот.

— Кто со мной рвать заграждения? — обратился он к солдатам.

Вызвалось несколько десятков человек. Он облек их в белые саваны — дело было зимой — и, двинувшись под покровом ночи, разрушил заграждения. Георгиевская Дума присудила ему за это орден Георгия 4-й степени.

9-й драгунский Казанский полк должен был двинуться в атаку на австрийцев. Раздалась команда, но полк не тронулся с места. Жуткая минута! Вдруг вылетел на своей лошаденке скромный и застенчивый полковой священник отец Василий Шпичек и с криком: «За мной, ребята!» понесся вперед. За ним бросилось несколько офицеров, а за ними весь полк. Атака была чрезвычайно стремительной — противник бежал. Полк одержал победу. И отец Василий был награжден Георгием 4-й степени.

16 октября 1914 года геройски погиб священник линейного заградителя «Прут», иеромонах Бугульминского монастыря, семидесятилетний старец Антоний (Смирнов). Когда «Прут во время боя начал погружаться в воду, отец Антоний стоял на палубе и осенял святым крестом свою паству, в волнах боровшуюся со смертью. Ему предлагали сесть в шлюпку, но он, чтобы не отнять место у ближнего, отказался. После этого он спустился внутрь корабля и, надев ризу вышел на палубу со святым крестом и Евангелием в руках и еще раз благословил своих духовных чад, осенив их святым крестом. А затее вновь опустился внутрь корабля. Скоро судно скрылось под водой...

Священник 119-го пехотного Коломенского полка Андрей Пашин спас свой полк от неминуемой гибели. Не разобравшись в обстановке и вам правлении, командир этого полка повел свой полк в самое опасное место, где его ожидали расстрел или пленение. Отец Андрей понял ошибку командира и убедил его направить полк в противоположную сторону...

Священник 58-го Прагского полка Парфений Холодный совершил иного рода подвиг. Полк действовал тогда в Галиции. Отец Парфений с полковым врачом и одним из младших офицеров переезжали реку по мосту. Тут они наткнулись на австрийскую засаду сидевшую под мостом. Выскочив с ружьями наперевес, австрийские солдаты окружили двуколку. Отец Парфений не растерялся. Осенив крестом своих врагов, он обратился к ним с увещанием, что не стоит братьям проливать кровь и, помимо того, впереди и позади большие русские отряды, засаде не уйти от гибели, и поэтому лучше, не проливая крови, сложить оружие. Речь отца Парфения была понята, так как среди напавших большинство были чехи и угроруссы. Пошептавшись между собой, они начали сдавать оружие, которое было сложено в двуколку. И пленники, конвоируемые офицером, доктором и отцом Парфением были приведены в находившийся невдалеке штаб полка...»

В наши дни священники геройски трудятся в Чечне, нередко оказываясь на линии боевых действий. Приведем случай, произошедший с игуменом Киприаном, о котором он поведал сам на страницах журнала «Русский дом»:

«В Чечню я попал добровольцем. Помолившись Богу, я рванул туда, где гибли мои соотечественники. Все они, знакомые и незнакомые, гражданские и военные, все они имели простое желание жить. Кто был на войне, тот знает: там свои законы. Страшные и жестокие. Но на этой, особенно вначале, беззащитными перед смертью оказались не только необстрелянные мальчишки срочной службы, но и несчастное мирное население.

В первое время и гражданские, и солдатики с удивлением всматривались в мою персону. Им было странно: что я здесь делаю, почему я сюда попал. И лишь офицеры да старые солдаты прятали свои вопросы в тайники души, наблюдая и понимая все очень быстро. Изо дня в день кропотливо и упорно, они делали свое дело, как того требовали обстановка и устав. Они понимали главное: сейчас не время сводить счеты с предательством официальной Москвы, сейчас жизненно важно не потерять в ненависти здравый смысл не дать погибнуть "зеленым" мальчишкам.

Я свидетельствую: там, в Чечне, явился высший подвиг духовной жертвенной красоты русского воина. Старшие боевые товарищи - ветераны Афгана и других «горячих точек» прикрывали мальцов своей грудью, учили их оставаться в живых.

Я хочу рассказать, как в то памятное утро стал свидетелем еще одной грани чеченской войны.

Я заночевал вблизи поселка в расположении автобатальона. Под утро стало зябко, и мне пришлось проснуться. Сильно закашлял капитан. Он подмигнул мне и улыбнулся: "Ну как, отец, поспал? Вышел на улицу и тут же на мгновение ослеп. Здесь такое раннее яркое солнце. Проморгался. Вокруг умывальника захлопотали солдаты. Вода здесь в большой цене, но отказаться я не мог, они бы обиделись. Кто я был для них? Их скрытные, но любопытные взгляды я постоянно ощущал на себе: кто-то называл меня батюшкой, кто-то относился как к боевому товарищу, кто-то видел во мне хорошую весть из дома.

Автопарк почти пуст. Все разъехались на задание, остался только караул. Наличный состав парка в тот момент состоял из "зеленых" парней в четыре ствола, старшины с "пээмом", ребят на кухне и водителей-ремонтников. Я посмотрел в сторону гор, там располагались наши части. Мне очень хотелось навестить знакомых — давно приглашали.

Ребятки, остановив свои хлопоты, подражали мне, также смотрели в сторону гор. Я улыбнулся и сказал им:

—      Друзья, а ведь сегодня большой мусульманский праздник...

—      Какой, батюшка? — встрепенулись они.

—      Последний день Рамадана. И это не только праздник чеченцев, но всех мусульман планеты. Я от всей души поздравляю вас — моих товарищей, исповедующих ислам, с вашим праздником. Вас и ваших родных и близких.

Сказал и сразу заметил, что несколько парней заулыбались, их лица потеплели.

—      Вот тебе, батюшка, и их Рамадан! Сейчас они нас поздравят!

Офицер показывал в сторону ворот.

Там, на той самой дороге, которая тянулась с гор мимо поселка Толстой Юрт, как раз напротив нашего автохозяйства сгрудились до трех десятков чеченских автомашин, из них выскакивали дудаевские "смертники". Те самые отборные воины, которые поклялись умереть за Дудаева, беспощадно уничтожая неверных. От ужаса я онемел. Сейчас они начнут грамотно, как их учили, уничтожать вот этих, пока еще живых ребят... Терзать, резать почти безоружных! Я в этом не сомневался, они уже показали себя в расправах с пленными. Я слышал голос офицера — яростный, со страшным русским матом:

—      Батюшка, нас инструктировали... так-перетак... что сегодня... так-перетак... в последний день Рамадана, боевики поклялись порезать наших.

Вот и дождались... так-перетак!.. Вот что, батя, давай за гаражи. Там — через забор. Осторожно обойдешь мины и... давай-ка дуй подальше. Соседи услышат стрельбу, помогут, вот тогда и вернешься...

Я понимал, что он не хотел меня обидеть, он искренне испугался за меня. Действительно, в тот момент это была единственная возможность для меня спастись, и никто из этих ребят, уже готовящихся к смерти, не осудил бы и даже не позавидовал бы мне.

Ноги вросли в землю. В сознании пронесся вихрь видений. Я вдруг отчетливо увидел исковерканные страшные трупы этих юных ребят — еще живых и целых. Я увидел их матерей, задохнувшихся от горя, их крики, слезы, проклятия. И что есть мочи возопил во мне внутренний голос "Господи, не допусти! Молю, не допусти!"

И что-то со мною произошло. Я в тот миг еще не понял — что.

Я был одет в "зеленку", на мне только крест священника, а под тельником параман — монашеский деревянный крест и плат с изображением мук Христа. Я вдруг вновь стал тем, кем меня знали раньше "в миру" — готовым к строю и бою. И уже спокойный, твердый голос мой сказал вслух:

— Сейчас я пойду к ним. Что бы со мной ни случилось — огонь открывать только ответный. Пока "тяну", радируйте Востротину. Я прошу вас не подвести меня, выполнить, что я сказал. Битъ меня будут, рвать — не стреляйте... — говорю, а сам думаю: лишь бы не подвели и, не дай Бог, не вздумали бы удерживать.

Мучительным взглядом отыскал глаза старого прапорщика — начальника караула. Если бы он знал, дорогой мой человек, что в тот миг я благословился у него! Я умолял его не подвести: именно от его мужества и действий зависело все, на что по воле Божией и с Богом я собрался пойти. Может быть, Сам Господь тогда взглянул его глазами на меня, я получил уверение: иди, обязательно иди.

По давней строевой привычке я поправил форму, волосы и шагнул за калитку.

Вот они, я и сейчас их вижу в подробности эти несколько метров между мною и воинами Аллаха. Не было тогда никаких героических чувств во мне, была лишь уверенность, что поступаю правильно. А еще был страх... Страх за тех, кого оставил позади, их напряженные взгляды я чувствовал спиной. Нет, это уже был не я. То был их отец с сумасшедшей надеждой остановить смерть добром.

Сначала боевики не разобрали, кто к ним идет. Начали куражиться, кричать мне: "Иди, иди, мы тебя сейчас порэжэм!" В их искренности я не сомневался. Но меня вела великая Отцовская сила, Его воля тяжелой дланью опустилась на плечи, сопротивляться я не мог, я шел вперед. Защелкали затворы, стволы уткнулись в мою сторону. Как бы между прочим отметил про себя, что "упакованы" они — будь здоров! Под коричневыми кожаными куртками огромных размеров бронежилеты с толстыми "разгрузками", у всех автоматы, у многих ручные пулеметы, гранат, как семечек, гранатометы...

Между нами сокращались метры. Я медленно, но настойчиво приближался. Чеченцы бросили куражиться, они как будто смутились. Как относиться ко мне — улыбающемуся, дружески и тепло, словно старым закадычным друзьям? Они в замешательстве переглядывались: что со мной делать?.. Подпускали меня все ближе.

В тот момент я плохо понимал, что со мной происходит, я себя словно не чувствовал. Всем моим существом овладела одна-единственная мысль: этих мальчишек я вам не отдам.

—      Здравствуйте, уважаемые люди! — сказал чужим голосом и, напрягая этот свой чужой голос, чтоб слышали все, вылепил новую фразу:

—      Искренне поздравляю вас с великим праздником Рамадана!

Тень растерянности пробежала по рядам. Те, кто знал русский, тут же перевели мои слова. Все были удивлены и заинтересованы. Я видел, что стрелять, по крайней мере сейчас, они не будут. Подбодренный успехом, я продолжил речь. Громко и горячо, стараясь как можно убедительней, говорил и говорил. Я понимал, что, пока говорю, мои ребята будут живы.

—      Я войсковой священник Киприан, за мной дети, спасатели. У них нет оружия. Они развозят гуманитарную помощь. Я желаю вам мира. Здоровья и счастья вам, вашим семьям, старикам, детям, внукам. Желаю, чтобы скорей кончилась эта война. Негодяи и подлецы столкнули наши народы, которые прошли многовековую, кровавую историю, полную горя и слез. Дай Бог, чтобы мудрые старцы и уважаемые люди скорей остановили это братоубийство. Верьте, я одинаково молю Бога, чтобы не гибли больше чеченские и русские люди. Бог и люди против этой войны. Она начата сатаной-шайтаном. Пусть скорей зацветут ваши сады. И мы будем жить как братья и добрые соседи, уважая историю, обычаи и волю каждого...

Я говорил и говорил, еще и еще... Я видел слезы этих пыльных щетинобородых людей. "Смертники" внимали мне в напряженном молчании и плакали. Я понимал, что с ними, похоже, уже давно не разговаривали на простом человеческом языке, что они обойдены чутким пастырским словом.

Я увлекся и чуть было не перешел к обычной проповеди, как резко прозвучала гортанная команда, боевики горохом рассыпались по машинам и в мгновение разъехались. Исчезли как не было.

Они не тронули меня, и это было тем более странно, что я всерьез приготовился к мученической участи. Оглушительная тишина сдавила уши. Они не тронули того, кого по логике военной действительности должны были расчленить живым. Того, кого генерал Дудаев объявил врагом чеченского народа. По телевидению свободной Ичкерии вдалбливали в головы этих людей что я, священник Киприан, пришел в Чечню чтобы силой крестить мусульман.

Едва осела взвихренная пыль, вновь заблистало солнечное небо, жарко дохнула пустынная дорога. Лишь со стороны гор я заметил движение — то спешила к нам помощь генерала Востротина. Разом ослабели ноги, я едва доплели до ворот. Ребята бросились ко мне, что-то говорили, что-то спрашивали, я ничего не понимал и только спросил:

—      Сколько все это длилось?

—      Недолго, совсем недолго, какие-то минуты.

Во рту было сухо и пыльно, я с трудом отрывал язык от гортани. Кто-то протянул мне фляжку с компотом. Я пил и видел лишь глаза старого прапорщика. Догадался ли он, какую важную роль сыграл в моей жизни и судьбе всех, кто был тогда обречен? Мы с ним, не пошевелив ни одним мускулом, победили в этом страшном противостоянии. То была победа нашего духа.

И эту победу признали грозные чеченцы. Они, следуя законам гор и канонам ислама, в тот раз отнеслись к нам как к гостям. Через полтора часа из соседнего села к нам пришли старики и дети. Они принесли нам вкусную еду. Так принято на Кавказе — в последний день Рамадана обильно угощать гостей. Так из врагов мы превратились в гостей, друзей и братьев. Храни их Бог...»

Продолжение >>>